Мои поступки всегда искренни. все же они - не более чем актерская игра...
Обнаружила сегодня увлекательный и познавательный пост про хиппи и не смогла не выложить. Мне нравятся такие темы. Это переводная статья "Хиппи" Хантера С. Томпсона. Блестящая статья о культуре хиппи, написанная в 1968 году человеком, который являлся непосредственным свидетелем данного явления в культуре. Ее стоит прочитать!
много букв, интересного текста
The Hippies
By Hunter S. Thompson
Перевод Н. Сосновского
Хипповать лучше всего было в 1965, но писать тогда об этом было нечего, потому что на людях тогда мало что происходило, а что делалось втихую в своем кругу, попадало под статью. Настоящие хипповые времена пришли в 1966, хотя журналистами все это по-прежнему «не освещалось», но уж зато в 1967 – как прорвало, все принялись наперебой об этом писать: Look, Life, Time, Newsweek, Atlantic, the New York Times, Saturday Evening Post, и даже захолустные Illustrated News из Эспина, в августе 1967 выпустившие специальный номер о хиппи, который разошелся рекордным тиражом, нераспроданными остались всего 6 экземпляров из 3 500. Но хипповать в 1967 – для настоящих хиппи это уже было не то. Это был славный год для барыг и показушников, которые называли себя хиппи и направо-налево давали раскудрявые интервью на радость средствам массовой информации. Подлинные же хиппи, которым нечего было выставить на продажу, обнаружили, что известность им ничего хорошего не приносит, кроме кучи неприятностей. Многие подверглись преследованиям, а то и арестам по одной-единственной причине: они олицетворяли так называемый «культ секса и наркотиков». Поднятая журналистами шумиха, вначале казавшаяся стебом, обернулась созданием угрожающего устоям жупела. Поэтому те немногие, кого можно было назвать первыми хиппи образца 1965 года, тихонько исчезли из поля зрения к 1967, когда хиппи стали всенародной модной забавой.
Десятью годами ранее подобная конфузная история случилась с Разбитым Поколением. С 1955 по 1959 тысячи молодых людей были увлечены переживавшей самый расцвет богемной субкультурой, к 1960, когда битников принялись расписывать СМИ, уже сошедшей на нет. Джек Керуак, который был писателем Разбитого Поколения точно так же, как Эрнест Хемингуэй – Потерянного Поколения, опубликовал классический «битнический» роман «On the Road» («В дороге», иногда почему-то переводят «слово в слово» малопонятным «На дороге». – Н.С.) в 1957. Но к тому времени, когда Керуака стали звать на телешоу, дабы тот разъяснил, «что же это он хотел сказать своею книгой», герои его уже канули в Лету, чтобы лет пять спустя явиться в новой реинкарнации - уже как хиппи. За примерами далеко ходить не надо – Нил Кэссиди (Кэссади), послуживший ему прообразом Дина Мориарти из романа «В дороге», а Кену Кизи – прототипом Макмерфи из «Пролетая над гнездом кукушки».
Масс-медиа отражают реальность – но только в той мере, в какой сами они порождают новую реальность и ее же навязывают. В 1967 году хиппи оказались в замысловатом положении: вроде бы культурные отщепенцы, но одновременно уже превращающиеся в ходкий товар, приносящий доход. Знамя отчуждения, как оказалось, было водружено над зыбучими песками. То самое общество, из которого они хотели самоустраниться, принялось их всячески идеализировать. Но во всей этой шумихе была какая-то муть: не то, чтобы позор и шельмование, а так – что-то такое пестрое и двусмысленное, неясное и смущающее.
Несмотря на шумиху в СМИ, хиппи до сих пор страдают – хотя самим-то им это, скорее всего, и по фигу – от неопределенности: определения-то им так пока и не дали. Возьмите вот Random House Dictionary of the English Language, вышедший в 1966 и ставший бестселлером, – нет там такого слова - "hippie"… Ближе всего подходит слово "hippy": «с большими бедрами», и пример приводится: a hippy girl, т.е. деваха с крутыми бедрами. Определение же собственно слова «hip» в этом словаре уже ближе к современному словоупотреблению. Как констатируют пытливые лингвисты из Random House, «Hip» - это жаргонное («сленговое») словцо, означающее человека, «знакомого с последними веяниями, модными стилями, направлениями, событиями, и т.п. новинками; информированный, искушенный, хорошо осведомленный» Этот исподтишка поставленный вопросительный знак – не что иное, как трусовато-коварный, но многозначительный редакторский комментарий.
Все признавали, что хиппи чем-то таким привлекают многих и многих, но никто не мог сказать, что же именно они собой олицетворяют и чего хотят. Кажется, и сами хиппи этого главного не знали, хотя о том – о сем, да в частности иные из них умели излагать красиво.
"Я весь мир люблю, - говорит 23-летняя девушка из сан-францисского района Хейт-Эшбери, мировой столицы хиппи. Я – и женское начало, матерь всего сущего, я – и частичка Будды, и частичка Бога, я во всем и все во мне».
«Я живу чем Бог пошлет. У меня нет денег, нет собственности. Деньги в кайф только когда их тратят, как только их начинают копить – тут и напряги пошли. Мы заботимся друг о друге. Как-нибудь всегда найдется, на что купить фасоль и рис на всех, и кто-нибудь всегда поделится травкой (марихуаной) или кислотой (ЛСД). Я пыталась стать как все и играть по правилам, но закончилось это дуркой (крэйзухой). Зато теперь я свободна и счастлива».
Ее спросили, часто ли она принимает наркотики.
«Ясное дело, - отвечала она. – Когда случается облом или мне стремно, я просто закидываюсь кислотой. Это – кратчайший путь к подлинной сущности бытия, ты в нее просто погружаешься. Кислота полезна всем, даже детям. Почему бы им не постичь истину в раннем возрасте, не дожидаясь, пока вырастут? Людям нужна полная свобода. В этом и есть Бог. Мы должны избавиться от лицемерия, лжи и обмана и вернуться к чистым ценностям детства».
Следующий вопрос был таким: «Вы хоть когда-нибудь молитесь?»
«А то, - отвечает, - когда солнышко встает. Это питает меня энергетикой, чтобы распространять вокруг любовь и красоту и тем подпитывать других. Я никогда не молюсь о чем-то конкретном; мне ведь ничего не надо. Все, что меня заводит, – все это и есть религиозное таинство: ЛСД, секс, мои колокольчики, разноцветный прикид… Разве это не то же самое, что и Святое причастие, въезжаете?»
Это, пожалуй, самый вразумительный комментарий изо всех, когда-либо полученных от «реально хиппующих» хиппи. В отличие от битников, которые наперебой принялись писать стихи и романы, чтобы выбиться в эпигоны Керуака и Алена Гинсберга, духовные вожди хиппи культивировали среди последователей презрение к печатному слову. Журналистов высмеивали, а о писателях говорили так: «подсел на пишущую машинку, вот крыша-то и поехала». Из-за культивируемого иррационализма и непосредственности мало кто из хиппи ясно формулирует свои мысли. Они предпочитают общаться на языке танца, жеста, но больше всего доверяют экстрасенсорному восприятию. Между собой они говорят о «волнах любви» и «вибрациях» ("vibes"),исходящих от людей. Эти туманные телеги оставляют слушателю немереное пространство для субъективных фантазий, - вот почему хиппи привлекали множество совершенно посторонних Движению людей.
Это вовсе не значит, что хиппи все так уж полюбили. Силы законности и правопорядка от одного Побережья до другого ретиво ополчились на хиппи. Вот характерное свидетельство лейтенанта полиции из Денвера, шт. Колорадо. Денвер, по его словам, стал пристанищем «длинноволосого праздношатающегося антиобщественного сброда из психопатов и социально опасных наркоманов, именующих себя так называемой пресловутой «субкультурой хыпи», тогда как по сути дела – это не что иное как группировка, цинично попирающая общественные устои и объединенная на почве общего интереса к злоупотреблению наркотиками и другими запрещенными препаратами». «Возрастные рамки данного неформального молодежного объединения, - докладывает далее лейтенант, - простираются от 13 до 20 с небольшим лет, самое необходимое они себе добывают попрошайничеством и нищенством, а также беря в долг друг у друга, своих друзей, знакомых, родственников и даже у совершенно незнакомых им людей… Зачастую обнаруживается, что на одной жилплощади малого метража в нарушение всех санитарных норм совместно проживают до 20 этих так называемых хыпи, при этом мусор и отбросы - почти до потолка».
Его сослуживец, оперативный работник из полиции Денвера, разъясняет, что задержать хиппи с поличным проще простого, так как «обнаружить, где они скрывают свои наркотические вещества и другую марихуану, не составляет труда, потому что мебелью как таковой занимаемые ими помещения совершенно не оборудованы, из инвентаря там одни матрасы, установленные непосредственно на полу. Они не признают никакого общественно-полезного труда, мало того: они не только демонстрируют открытую неприязнь к труду, деньгам и материальным ценностям, но докатились до пропаганды свободной любви и легализации употребления марихуаны, сжигают свои призывные повестки, подстрекают к всеобщей любви и взаимопомощи, агитируют за мир на всей земле и за любовь ради самой любви. Они против войны и полагают, что, за исключением полиции, все, что их окружает, - прекрасно».
Есть множество якобы хиппи, кричащих о «Любви», но для них это всего лишь дымовая завеса, чтобы спрятать свою алчность, лицемерие или умственную ущербность. Многие хиппи приторговывают наркотой и, хотя подавляющее большинство таких дилеров продают ее только для того, чтобы выжить, некоторые зарабатывают до $20,000 в год.Килограмм (2.2 фунта) марихуаны, например, в Мексике стоит примерно $35. Тут же через границу его уже можно продать от $150 до $200. Тут его развешивают на 34 унции и уже продают за 15-25 долларов унция, или 510-850 долларов за килограмм. Цена отличается от города к городу, от кампуса к кампусу, от Побережья к Побережью. В Калифорнии «травка» обычно дешевле, чем на Востоке страны. Размер прибыли – вне зависимости от места - уже совершенно не укладывается в уме, когда мексиканский килограмм за 35 долларов забивается в отдельные «косяки», как называются сигареты с марихуаной, которые продаются на углу улицы уже по доллару за штуку. Понятно, что с ростом возможных барышей растет и риск. Одно дело смотаться в Мексику, привезти три кило и два из них продать среди друзей. Тут рискуешь только тем, что на границе обыщут и задержат. Но мэна, которого загребут за распространение нескольких сотен «косяков» среди старшеклассников на улицах Сент-Луиса, в суде ожидают крупные неприятности.
Британский историк Арнольд Тойнби, будучи уже 78 лет, посетил сан-францисский район Хейт-Эшбери и описал свои впечатления в лондонском «Обсервере». Главы Истеблишмента, - говорит он, - сделают самую большую ошибку в своей жизни, если не придадут должного значения и проигнорируют бунт хиппи, а также множества сочувствующих им не-хиппи, на том основании, что это-де никчемные бездельники и отщепенцы, ну, на худой конец, глупые юнцы, которым просто надо перебеситься».
В самом Тойнби ничего такого «хиппового» не было, но в долговременной исторической перспективе он находил с ними много общего. Если человечество хочет выжить, - говорил он, - то этические, нравственные и социальные основы мирового уклада должны перемениться: следует перенести упор с национального на общечеловеческое. И в хиппи Тойнби увидел обнадеживающий выплеск фундаментальных человеческих ценностей, которые он и другие осмысливающие глобальные тенденции мыслители считали уже было трагически утраченными в отравленной <холодной> войною атмосфере 60-х. Он смутно представлял себе, чего же хотят эти хиппи, но, раз они против всего того, против чего был и он (война, насилие, бесчеловечное стремление к наживе), то, естественно, он был на их стороне, а они – на его.
Между битниками 1950-х и хиппи 1960-х существует прямая преемственность. Многие хиппи это отрицают,но как активный участник обеих тусовок я знаю, что так оно и есть. Когда в 1957-58 битники стали популярны, я как раз жил в нью-йоркском Гринвич Виллидж. В 1959 я переехал в Сан-Франциско, а в 1960-61 жил на побережье, в Биг Суре.Прожив два года в Южной Америке и год в Колорадо, я вернулся в Сан-Франциско, в Хейт-Эшбери, где провел 1964, 1965 и 1966. Ни один из этих переездов не преследовал заранее обдуманной цели; куда и когда - все как-то так случалось само собою. Например, перебираясь в Хейт-Эшбери, я даже не слыхал прежде такого названия. Но когда мне в очередной раз дали три дня, чтобы убраться с квартиры, первое попавшееся дешевое жилье я нашел на улице Парнасской, в нескольких кварталах от Хейт-Эшбери. В то время в барах вдоль улицы, которую сейчас прозвали «Стритом», околачивались в основном черные ребята. Даже слова «хиппи» никто не слыхал, а живая музыка сводилась к джаз-бандам в духе Чарли Паркера. В нескольких милях отсюда, над бухтой, в относительно фешенебельном и дорогом районе Марина,был новый и совершенно не раскрученный ночной клуб «Матрица», где обычно выступала тоже никому не известная группа под названием Jefferson Airplane. Примерно в то же самое время писатель-хиппи Кен Кизи (One Flew Over the Cuckoo's Nest, 1962, и Sometimes a Great Notion, 1964) ставил в своем доме в лесистых холмах Ла-Хонды, километрах в 50 в югу от Сан-Франциско, экспериментальные действа со светом, звуком и кислотой. По стечению множества обстоятельств, случайных знакомств и связей на почве добывания кайфа возглавляемое Кизи сообщество Веселых Проказников вскоре приняло у себя как своих Jefferson Airplane, а чуть позже - Grateful Dead, еще одну группу с сумасшедшим электрическим саундом, которая вскоре вместе с «Самолетиками» прославилась на обоих Побережьях в качестве героев-основателей сан-францисского эйсид-рока.
В 1965 году община Кизи устроила несколько нашумевших Кислотных Тестов – перформансов, соединявших музыку Grateful Dead и прием прохладительных напитков с подмешанной ЛСД. В клубе «Матрица», на Кислотных Тестах и в доме Кизи в Ла-Хонде тусовались одни и те же люди. Они одевались в диковинные пестрые прикиды и жили в мире грохочущей музыки с безумными световыми эффектами. Вот это-то и были изначальные хиппи.
Как раз в 1965 я принялся за книгу об Ангелах Ада, пользующихся дурной славой байкерских бандах, не ладивших с законом и многие годы наводивших страх на Калифорнию. То же неисповедимое стечение обстоятельств, по воле которого на свет появились хиппи, вывело на авансцену и Ангелов Ада. Как-то раз в одном из кабаков Сан-Франциско я дул пиво в обществе Кена Кизи. Разговор зашел о том, что я собираюсь наведаться в местную «контору» Ангелов Ада, забросить записи бразильских барабанщиков, которые один из них просил у меня послушать. Кизи сказал, что пойдет со мной. Встретившись с Ангелами, он пригласил их на субботнюю вечеринку в Ла-Хонду. Ангелы нанесли визит и таким образом познакомились со множеством пипла, обитавшего в Хейт-Эшбери по тем же причинам, что и я (приличное жилье по дешевой цене).
Пипл, живший друг от друга в паре кварталов, так бы и не узнал об этом, не доведись им встречаться на подобных пред-хипповских тусовках. Но как-то само собою получилось, что все, оказывается, живут в Хейт-Эшбери, и это само по себе делало их особой общностью. Не хватало только названия – и тут на помощь пришла сан-францисская Chronicle. Этот пипл называется «хиппи», - написала Chronicle, - и – раз! – вот вам и готовое имя, а с ним и само явление.
Airplane и Grateful Dead начали рекламировать свои малопосещаемые сейшены с помощью психоделических афишек. Вначале их просто раздавали, потом стали продавать по доллару штука – пока эти постеры не стали настолько популярны, что некоторые из оригиналов в самых модных арт-галереях Сан-Франциско шли уже по $2,000 и более. К тому времени и Jefferson Airplane, и Grateful Dead уже имели принесшие им золотые и платиновые диски контракты, а одна из лучших вещей «Самолетиков», "White Rabbit", стала одним самых продаваемых в Америке синглов. Одновременно и Хейт-Эшбери превратился в столь шумное место паломничества прихиппованной публики, драгдилеров и желающих поглазеть на них ротозеев, что жить там стало совершенно невмоготу. Хейт-Эшбери заполонили такие толпы, что из-за постоянных уличных пробок городским властям пришлось перенести в обход района автобусные маршруты.
В "Hashbury" как магнитом тянуло целое поколение «dropouts»- бросившей учебу молодежи, всех, кто отказался от уготованного им места у Великого Конвейера, от высасывающей душу головокружительной погони за статусом и положением в жиреющей – но при этом обрекающей участников гонки на все более жесткую конкуренцию – американской экономике конца 60-х. Чем выше росли ставки, тем жестче становилась конкуренция. Завалившему математику старшекласснику не просто урезали карманные расходы, тут последствия были куда серьёзнее: юноша мог не поступить в колледж, а в итоге – распрощаться с перспективой устроиться на «приличную работу». Экономика требовала специалистов все более и более высокой квалификации – в результате отсеивалось все больше и больше «непригодного для промышленности материала».
Основное отличие хиппи от прочих изгоев-«dropouts» в том, что большинство хиппи относились к белому среднему классу и нищенскую жизнь избирали добровольно. Многие какое-то время посещали колледж, но бросили его ради «естественной жизни» - беспечного, ничем не стесняемого существования на задворках буржуазной экономической системы. Для них родители были ходячим примером ошибочности американской заповеди: «тяжко трудиться сейчас, чтобы расслабиться и радоваться жизни потом». Хиппи вывернули эту этику наизнанку: «Наслаждайся жизнью прямо сейчас, а о будущем позаботишься завтра». Большинство считало самой собой разумеющимся, что как-нибудь прожить чем Бог пошлет можно всегда, но когда в 1967 в общины хиппи в Сан-Франциско и Нью-Йорке хлынуло нашествие паломников без копейки в кармане, стало очевидным, что еды и жилья на всех просто не хватит.
Частичным решением проблемы стало появление «диггеров», которых иногда называют «трудящимися-в-миру-священниками» движения хиппи. «Диггеры» были молоды и активно деятельны; они создали бесплатные общежития, бесплатные столовые, центры раздачи бесплатной одежды. Они прочесывали окрестности, собирая пожертвования – от денежных до черствого хлеба и старого туристического снаряжения. В лавочках «Хэшбери» были вывешены объявления «диггеров», призывающие жертвовать молотки, пилы, лопаты, обувь и вообще все, что поможет бродягам-хиппи хотя бы частично перейти на самообеспечение. «Диггеры» из «Хэшбери» на какое-то время смогли обеспечить проходившее каждый день пополудни в парке Золотые ворота распределение бесплатного питания, пусть и очень скудного, но скоро спрос катастрофически превысил предложение. Все больше и больше голодных хиппи собирались к раздаче, и «диггерам» приходилось все дальше забираться в поисках еды.
Принцип распределения поровну соответствует племенному укладу жизни американских индейцев, а это – одна из основ движения хиппи. Племенной строй идеализировался как путь к выживанию. Поэт Гэри Снайдер, один из гуру, или же духовных вождей хиппи видит решение всех проблем с жильем и пропитанием в движении «назад к земле». Он призывал хиппи бежать прочь из городов, объединиться в племена, приобрести землю и жить коммунами вдали от цивилизации. К началу 1967 года в Калифорнии, Неваде, Колорадо и северной части штата Нью-Йорк уже насчитывалось до полудюжины сельскохозяйственных поселений хиппи. Они представляли собою несколько убогих хижин с запущенным садом, чахлым огородом и сомнительными видами на урожай.
Но подавляющее большинство хиппи по-прежнему жили в городах, перебиваясь чем Бог пошлет. На Хейт-стрит можно было прожить, не имея иных занятий, кроме аска, легко приносившего несколько долларов в день. Нескончаемый поток надоедливых зевак и любопытствующих оказался как нельзя кстати для сборища психоделических попрошаек: знай подставляй руки за монетками. Постоянные посетители для удобства заранее запасались горсткой мелочи. Аскеры были босы, юны и воспринимали подаяние как должное, без благодарности. В конце концов, все, что они нааскали, было принято делить между собой – так почему бы и посетителям не поделиться с ними?
В отличие от битников, хиппи не увлекаются крепкими напитками. Для психоделической культуры выпивка вообще дело излишнее и малоинтересное. Точно так же и денег на еду всегда жаль и тратятся они только в крайнем случае. «Семейство» хиппи может часами колдовать над приготовлением экзотического блюда ведической кухни, но заплатить три доллара, чтобы перекусить в забегаловке, - такое даже в голову не придет.
Некоторые из хиппи подрабатывают, другие живут на деньги, присылаемые из дома, но большинство перебивается случайными заработками, эпизодической перепродажей наркотиков или одалживают у старых друзей. В Сан-Франциско хиппи кормятся в основном при почтамте. Работенка типа сортировки писем не требует особого умственного или физического напряжения. Один из «кланов» (или же, как еще говорят, «семейств» или «трайбов») хиппи – «Психоделические Странники» - жил за счет одного-единственного хиппа средних лет по прозвищу Адмирал Любовь, у которого была постоянная работа по ночной доставке заказных писем. На Хейт-стрит располагалось созданное самими же хиппи бюро по трудоустройству; все, кому нужна была временная или какая-нибудь особенная, подходящая для хиппи работа, могли прийти и подобрать себе занятие по вкусу и способностям из востребованных на данный момент.
Примечательно, что хиппи подвергались со стороны некогда близких им по духу Новых левых критике куда более суровой и последовательной, чем те <жалкие> нападки, что исходили от их прирожденных антагонистов с правыми политическими взглядами.
Уильям Бакли, например, писал в своем National Review: «Хиппи пытаются забыть о первородном грехе, вот ужо им за это на том свете-то будет!» Редактор National Review напрочь забыл, что ортодоксальные хиппи первым делом выбросили из головы само понятие первородного греха, а уж идея потустороннего возмездия для них всего лишь дурацкая и давно устаревшая шутка. Само представление о грозном Боге, восседающем на Страшном Суде и обрекающем грешников на муки, чужда хиппистской этике. Их Бог – это абстрактное великодушное божество, меньше всего замороченное прегрешениями или их прощением, но проявляющее себя в естественнейших инстинктах «возлюбленных чад его».
Что же до Новых левых, то критика с их стороны никак не была связана с богословскими вопросами. По сути дела, до 1964 года хиппи были частью Новых левых, - настолько, что и разницы между ними никто не знал. Новые левые, так же, как «хиппи» и «битники», - все это лишь ярлыки, навешанные журналистами и публицистами, которым понадобилось дать простые определения описываемым ими явлениям. Термин всплыл во время студенческих волнений в студгородке Калифорнийского Университета в Беркли. То, что началось как «Движение за свободу слова» в Беркли, вскоре распространилось на другие кампусы Востока и Среднего Запада и освещалось журналистами благожелательно - как взрыв политической активности студентов, выступление здоровых сил против статус-кво.
«Движение за свободу слова» получило широкую огласку, и Беркли становится цитаделью Нового левого движения. Его лидеры были радикалами, но они были плоть от плоти того самого общества, которое они хотели изменить. Корпоративный совет самоуправления престижного Калифорнийского университета заявил, что студенческие активисты являются авангардом «нравственной революции, происходящей в молодежной среде», и многие из профессуры поддержали эту резолюцию.
Даже те, кого беспокоил радикализм юных бунтарей, одобряли их цели: гражданские права, экономическая справедливость, новая политическая мораль. Новые левые выражали глубочайшее гражданское негодование и оптимизм. Пришло время, - говорили они, - сбросить иго политического и экономического Истеблишмента, явившего полную неспособность управлять в новых условиях.
1965 принес Новым левым известность. Но в это же самое время появились упоминания и о каких-то «травяных» левых. Эти были обычно помоложе, чем серьезные и важные политические вожаки, и пресса тут же принялась разоблачать их как тусовку легкомысленных и сексуально озабоченных «торчков» ("druggies"), которые прибились к Движению так, от нечего делать. Но вот пришла весна 1966 – и политические митинги в Беркли начинают напоминать сумасшедшее и дурашливое музыкальное представление. Доктор Тимоти Лири, бывший гарвардский профессор, чьи эксперименты с ЛСД к 1966 году уже успели превратить его в верховного жреца кислоты, мученика и основного пропагандиста наркотиков, постепенно затмил Марио Савио в качестве главного героя андеграунда. Еще вчера кипевшие гражданским гневом студенческие активисты нынче залегли по флэтам и кайфовали, блаженно улыбаясь сквозь клубы марихуанного дыма, или же вырядились как клоуны и индейцы и, «закинувшись» ЛСД, ходили вечно «обдолбанными» ("zonked").
Хиппи больше интересовало, как свалить из цивильного общества, а не как изменить его к лучшему. В конце 1966 разочаровал их вконец: с перевесом почти в миллион голосов Рональд Рейган прошел в губернаторы Калифорнии. GOP получила 50 дополнительных мест в Конгрессе, недвусмысленно продемонстрировав администрации Джонсона, что хотя Новые левые и занимали первые полосы газет, большинство электората было куда консервативнее, чем представлялось аналитикам Белого дома. Хиппи, многие из которых хотя бы частично считали себя политическими активистами, был преподнесен урок. Выборы <в Конгресс> 1966 года, - лишили Новых левых иллюзий насчет их влияния на политическую жизнь страны. Союз радикалов и хиппи рассчитывал, что избиратели отвергнут «правые силы поджигателей войны», но вместо этого на выборах «прокатили» «либеральных» демократов. Хиппи восприняли результаты выборов как горькое подтверждение того, что бороться с Истеблишментом по его собственным правилам – бессмысленно и тщетно. Надо было создавать совершенно новую реальность, говорили они, и единственным путем к ней было самое широкое движение, объединявшее в прямом и переносном смысле всех, – от Беркли до Хейт-Эшбери, от прагматиков до мистиков, от политики до наркотиков, от участников акций протеста до аполитичных проповедников любви, естественности и ничем не ограниченной свободы.
Растущая популярность хиппи приводила молодых политических активистов в отчаяние. На их глазах целое поколение бунтарей сползало в трясину наркотической дремы, готовое «схавать» что угодно, лишь бы было приправлено «сомой» (как Олдос Хаксли назвал служащий для забвения реальности напиток будущего в своем научно-фантастическом <антиутопическом> романе «Прекрасный новый мир», 1932). Новые левые идеологи и публицисты вначале было одобрили хиппи за их искренность и оригинальность. Но вскоре стало ясно, что хиппи по большей части плевать на разногласия между правыми и левыми политиками, не говоря уже о расхождениях взглядах Новых левых со «старыми левыми»."Flower Power" (так – властью цветов – они назвали силы любви) объявила себя вне политики. В ответ Новые левые поспешили обвинить хиппи в «интеллектуальной дряблости», «вялости» и «зыбкости взглядов», да еще сверх того – в самом что ни есть полном «нигилизме», а их проповедь Любви заклеймили как «слишком общую, беспредметную и расплывчатую до полной бессмысленности».
А что тут возразишь… Хиппи по большей части настолько плотно подсели на наркотики, что на отвлеченные темы уже не реагируют. Их лозунг – "Now", то есть «сейчас и немедленно». В отличие от политических активистов всех мастей, у хиппи просто нет связного видения будущего, которое, вообще-то, может, существует, а может – и нет. Хиппи страдают безвольным расслабляющим фатализмом – это и правда печальный недуг. И Новые левые критики не упускают случая с присущей им отвагой попинать за это хиппи ногами. Но вот ведь какое дело: вполне может статься, что хиппи правы, и наше будущее – самое что ни на есть паскудное. Так почему же тогда не жить сегодняшним днем? Почему бы не послать куда подальше все американское общество со всеми его наворотами и заморочками и не заключить свой личный сепаратный мир? Хиппи считают, что этот вопрос они задают от лица всего поколения, да что там, – а разве старшему поколению такое не приходило в голову?
(с) Хантер С.Томпсон '1968 год
Очень долго улыбалась над предложением "Все признавали, что хиппи чем-то таким привлекают многих и многих, но никто не мог сказать, что же именно они собой олицетворяют и чего хотят. Кажется, и сами хиппи этого главного не знали, хотя о том – о сем, да в частности иные из них умели излагать красиво"
много букв, интересного текста
The Hippies
By Hunter S. Thompson
Перевод Н. Сосновского
Хипповать лучше всего было в 1965, но писать тогда об этом было нечего, потому что на людях тогда мало что происходило, а что делалось втихую в своем кругу, попадало под статью. Настоящие хипповые времена пришли в 1966, хотя журналистами все это по-прежнему «не освещалось», но уж зато в 1967 – как прорвало, все принялись наперебой об этом писать: Look, Life, Time, Newsweek, Atlantic, the New York Times, Saturday Evening Post, и даже захолустные Illustrated News из Эспина, в августе 1967 выпустившие специальный номер о хиппи, который разошелся рекордным тиражом, нераспроданными остались всего 6 экземпляров из 3 500. Но хипповать в 1967 – для настоящих хиппи это уже было не то. Это был славный год для барыг и показушников, которые называли себя хиппи и направо-налево давали раскудрявые интервью на радость средствам массовой информации. Подлинные же хиппи, которым нечего было выставить на продажу, обнаружили, что известность им ничего хорошего не приносит, кроме кучи неприятностей. Многие подверглись преследованиям, а то и арестам по одной-единственной причине: они олицетворяли так называемый «культ секса и наркотиков». Поднятая журналистами шумиха, вначале казавшаяся стебом, обернулась созданием угрожающего устоям жупела. Поэтому те немногие, кого можно было назвать первыми хиппи образца 1965 года, тихонько исчезли из поля зрения к 1967, когда хиппи стали всенародной модной забавой.
Десятью годами ранее подобная конфузная история случилась с Разбитым Поколением. С 1955 по 1959 тысячи молодых людей были увлечены переживавшей самый расцвет богемной субкультурой, к 1960, когда битников принялись расписывать СМИ, уже сошедшей на нет. Джек Керуак, который был писателем Разбитого Поколения точно так же, как Эрнест Хемингуэй – Потерянного Поколения, опубликовал классический «битнический» роман «On the Road» («В дороге», иногда почему-то переводят «слово в слово» малопонятным «На дороге». – Н.С.) в 1957. Но к тому времени, когда Керуака стали звать на телешоу, дабы тот разъяснил, «что же это он хотел сказать своею книгой», герои его уже канули в Лету, чтобы лет пять спустя явиться в новой реинкарнации - уже как хиппи. За примерами далеко ходить не надо – Нил Кэссиди (Кэссади), послуживший ему прообразом Дина Мориарти из романа «В дороге», а Кену Кизи – прототипом Макмерфи из «Пролетая над гнездом кукушки».
Масс-медиа отражают реальность – но только в той мере, в какой сами они порождают новую реальность и ее же навязывают. В 1967 году хиппи оказались в замысловатом положении: вроде бы культурные отщепенцы, но одновременно уже превращающиеся в ходкий товар, приносящий доход. Знамя отчуждения, как оказалось, было водружено над зыбучими песками. То самое общество, из которого они хотели самоустраниться, принялось их всячески идеализировать. Но во всей этой шумихе была какая-то муть: не то, чтобы позор и шельмование, а так – что-то такое пестрое и двусмысленное, неясное и смущающее.
Несмотря на шумиху в СМИ, хиппи до сих пор страдают – хотя самим-то им это, скорее всего, и по фигу – от неопределенности: определения-то им так пока и не дали. Возьмите вот Random House Dictionary of the English Language, вышедший в 1966 и ставший бестселлером, – нет там такого слова - "hippie"… Ближе всего подходит слово "hippy": «с большими бедрами», и пример приводится: a hippy girl, т.е. деваха с крутыми бедрами. Определение же собственно слова «hip» в этом словаре уже ближе к современному словоупотреблению. Как констатируют пытливые лингвисты из Random House, «Hip» - это жаргонное («сленговое») словцо, означающее человека, «знакомого с последними веяниями, модными стилями, направлениями, событиями, и т.п. новинками; информированный, искушенный, хорошо осведомленный» Этот исподтишка поставленный вопросительный знак – не что иное, как трусовато-коварный, но многозначительный редакторский комментарий.
Все признавали, что хиппи чем-то таким привлекают многих и многих, но никто не мог сказать, что же именно они собой олицетворяют и чего хотят. Кажется, и сами хиппи этого главного не знали, хотя о том – о сем, да в частности иные из них умели излагать красиво.
"Я весь мир люблю, - говорит 23-летняя девушка из сан-францисского района Хейт-Эшбери, мировой столицы хиппи. Я – и женское начало, матерь всего сущего, я – и частичка Будды, и частичка Бога, я во всем и все во мне».
«Я живу чем Бог пошлет. У меня нет денег, нет собственности. Деньги в кайф только когда их тратят, как только их начинают копить – тут и напряги пошли. Мы заботимся друг о друге. Как-нибудь всегда найдется, на что купить фасоль и рис на всех, и кто-нибудь всегда поделится травкой (марихуаной) или кислотой (ЛСД). Я пыталась стать как все и играть по правилам, но закончилось это дуркой (крэйзухой). Зато теперь я свободна и счастлива».
Ее спросили, часто ли она принимает наркотики.
«Ясное дело, - отвечала она. – Когда случается облом или мне стремно, я просто закидываюсь кислотой. Это – кратчайший путь к подлинной сущности бытия, ты в нее просто погружаешься. Кислота полезна всем, даже детям. Почему бы им не постичь истину в раннем возрасте, не дожидаясь, пока вырастут? Людям нужна полная свобода. В этом и есть Бог. Мы должны избавиться от лицемерия, лжи и обмана и вернуться к чистым ценностям детства».
Следующий вопрос был таким: «Вы хоть когда-нибудь молитесь?»
«А то, - отвечает, - когда солнышко встает. Это питает меня энергетикой, чтобы распространять вокруг любовь и красоту и тем подпитывать других. Я никогда не молюсь о чем-то конкретном; мне ведь ничего не надо. Все, что меня заводит, – все это и есть религиозное таинство: ЛСД, секс, мои колокольчики, разноцветный прикид… Разве это не то же самое, что и Святое причастие, въезжаете?»
Это, пожалуй, самый вразумительный комментарий изо всех, когда-либо полученных от «реально хиппующих» хиппи. В отличие от битников, которые наперебой принялись писать стихи и романы, чтобы выбиться в эпигоны Керуака и Алена Гинсберга, духовные вожди хиппи культивировали среди последователей презрение к печатному слову. Журналистов высмеивали, а о писателях говорили так: «подсел на пишущую машинку, вот крыша-то и поехала». Из-за культивируемого иррационализма и непосредственности мало кто из хиппи ясно формулирует свои мысли. Они предпочитают общаться на языке танца, жеста, но больше всего доверяют экстрасенсорному восприятию. Между собой они говорят о «волнах любви» и «вибрациях» ("vibes"),исходящих от людей. Эти туманные телеги оставляют слушателю немереное пространство для субъективных фантазий, - вот почему хиппи привлекали множество совершенно посторонних Движению людей.
Это вовсе не значит, что хиппи все так уж полюбили. Силы законности и правопорядка от одного Побережья до другого ретиво ополчились на хиппи. Вот характерное свидетельство лейтенанта полиции из Денвера, шт. Колорадо. Денвер, по его словам, стал пристанищем «длинноволосого праздношатающегося антиобщественного сброда из психопатов и социально опасных наркоманов, именующих себя так называемой пресловутой «субкультурой хыпи», тогда как по сути дела – это не что иное как группировка, цинично попирающая общественные устои и объединенная на почве общего интереса к злоупотреблению наркотиками и другими запрещенными препаратами». «Возрастные рамки данного неформального молодежного объединения, - докладывает далее лейтенант, - простираются от 13 до 20 с небольшим лет, самое необходимое они себе добывают попрошайничеством и нищенством, а также беря в долг друг у друга, своих друзей, знакомых, родственников и даже у совершенно незнакомых им людей… Зачастую обнаруживается, что на одной жилплощади малого метража в нарушение всех санитарных норм совместно проживают до 20 этих так называемых хыпи, при этом мусор и отбросы - почти до потолка».
Его сослуживец, оперативный работник из полиции Денвера, разъясняет, что задержать хиппи с поличным проще простого, так как «обнаружить, где они скрывают свои наркотические вещества и другую марихуану, не составляет труда, потому что мебелью как таковой занимаемые ими помещения совершенно не оборудованы, из инвентаря там одни матрасы, установленные непосредственно на полу. Они не признают никакого общественно-полезного труда, мало того: они не только демонстрируют открытую неприязнь к труду, деньгам и материальным ценностям, но докатились до пропаганды свободной любви и легализации употребления марихуаны, сжигают свои призывные повестки, подстрекают к всеобщей любви и взаимопомощи, агитируют за мир на всей земле и за любовь ради самой любви. Они против войны и полагают, что, за исключением полиции, все, что их окружает, - прекрасно».
Есть множество якобы хиппи, кричащих о «Любви», но для них это всего лишь дымовая завеса, чтобы спрятать свою алчность, лицемерие или умственную ущербность. Многие хиппи приторговывают наркотой и, хотя подавляющее большинство таких дилеров продают ее только для того, чтобы выжить, некоторые зарабатывают до $20,000 в год.Килограмм (2.2 фунта) марихуаны, например, в Мексике стоит примерно $35. Тут же через границу его уже можно продать от $150 до $200. Тут его развешивают на 34 унции и уже продают за 15-25 долларов унция, или 510-850 долларов за килограмм. Цена отличается от города к городу, от кампуса к кампусу, от Побережья к Побережью. В Калифорнии «травка» обычно дешевле, чем на Востоке страны. Размер прибыли – вне зависимости от места - уже совершенно не укладывается в уме, когда мексиканский килограмм за 35 долларов забивается в отдельные «косяки», как называются сигареты с марихуаной, которые продаются на углу улицы уже по доллару за штуку. Понятно, что с ростом возможных барышей растет и риск. Одно дело смотаться в Мексику, привезти три кило и два из них продать среди друзей. Тут рискуешь только тем, что на границе обыщут и задержат. Но мэна, которого загребут за распространение нескольких сотен «косяков» среди старшеклассников на улицах Сент-Луиса, в суде ожидают крупные неприятности.
Британский историк Арнольд Тойнби, будучи уже 78 лет, посетил сан-францисский район Хейт-Эшбери и описал свои впечатления в лондонском «Обсервере». Главы Истеблишмента, - говорит он, - сделают самую большую ошибку в своей жизни, если не придадут должного значения и проигнорируют бунт хиппи, а также множества сочувствующих им не-хиппи, на том основании, что это-де никчемные бездельники и отщепенцы, ну, на худой конец, глупые юнцы, которым просто надо перебеситься».
В самом Тойнби ничего такого «хиппового» не было, но в долговременной исторической перспективе он находил с ними много общего. Если человечество хочет выжить, - говорил он, - то этические, нравственные и социальные основы мирового уклада должны перемениться: следует перенести упор с национального на общечеловеческое. И в хиппи Тойнби увидел обнадеживающий выплеск фундаментальных человеческих ценностей, которые он и другие осмысливающие глобальные тенденции мыслители считали уже было трагически утраченными в отравленной <холодной> войною атмосфере 60-х. Он смутно представлял себе, чего же хотят эти хиппи, но, раз они против всего того, против чего был и он (война, насилие, бесчеловечное стремление к наживе), то, естественно, он был на их стороне, а они – на его.
Между битниками 1950-х и хиппи 1960-х существует прямая преемственность. Многие хиппи это отрицают,но как активный участник обеих тусовок я знаю, что так оно и есть. Когда в 1957-58 битники стали популярны, я как раз жил в нью-йоркском Гринвич Виллидж. В 1959 я переехал в Сан-Франциско, а в 1960-61 жил на побережье, в Биг Суре.Прожив два года в Южной Америке и год в Колорадо, я вернулся в Сан-Франциско, в Хейт-Эшбери, где провел 1964, 1965 и 1966. Ни один из этих переездов не преследовал заранее обдуманной цели; куда и когда - все как-то так случалось само собою. Например, перебираясь в Хейт-Эшбери, я даже не слыхал прежде такого названия. Но когда мне в очередной раз дали три дня, чтобы убраться с квартиры, первое попавшееся дешевое жилье я нашел на улице Парнасской, в нескольких кварталах от Хейт-Эшбери. В то время в барах вдоль улицы, которую сейчас прозвали «Стритом», околачивались в основном черные ребята. Даже слова «хиппи» никто не слыхал, а живая музыка сводилась к джаз-бандам в духе Чарли Паркера. В нескольких милях отсюда, над бухтой, в относительно фешенебельном и дорогом районе Марина,был новый и совершенно не раскрученный ночной клуб «Матрица», где обычно выступала тоже никому не известная группа под названием Jefferson Airplane. Примерно в то же самое время писатель-хиппи Кен Кизи (One Flew Over the Cuckoo's Nest, 1962, и Sometimes a Great Notion, 1964) ставил в своем доме в лесистых холмах Ла-Хонды, километрах в 50 в югу от Сан-Франциско, экспериментальные действа со светом, звуком и кислотой. По стечению множества обстоятельств, случайных знакомств и связей на почве добывания кайфа возглавляемое Кизи сообщество Веселых Проказников вскоре приняло у себя как своих Jefferson Airplane, а чуть позже - Grateful Dead, еще одну группу с сумасшедшим электрическим саундом, которая вскоре вместе с «Самолетиками» прославилась на обоих Побережьях в качестве героев-основателей сан-францисского эйсид-рока.
В 1965 году община Кизи устроила несколько нашумевших Кислотных Тестов – перформансов, соединявших музыку Grateful Dead и прием прохладительных напитков с подмешанной ЛСД. В клубе «Матрица», на Кислотных Тестах и в доме Кизи в Ла-Хонде тусовались одни и те же люди. Они одевались в диковинные пестрые прикиды и жили в мире грохочущей музыки с безумными световыми эффектами. Вот это-то и были изначальные хиппи.
Как раз в 1965 я принялся за книгу об Ангелах Ада, пользующихся дурной славой байкерских бандах, не ладивших с законом и многие годы наводивших страх на Калифорнию. То же неисповедимое стечение обстоятельств, по воле которого на свет появились хиппи, вывело на авансцену и Ангелов Ада. Как-то раз в одном из кабаков Сан-Франциско я дул пиво в обществе Кена Кизи. Разговор зашел о том, что я собираюсь наведаться в местную «контору» Ангелов Ада, забросить записи бразильских барабанщиков, которые один из них просил у меня послушать. Кизи сказал, что пойдет со мной. Встретившись с Ангелами, он пригласил их на субботнюю вечеринку в Ла-Хонду. Ангелы нанесли визит и таким образом познакомились со множеством пипла, обитавшего в Хейт-Эшбери по тем же причинам, что и я (приличное жилье по дешевой цене).
Пипл, живший друг от друга в паре кварталов, так бы и не узнал об этом, не доведись им встречаться на подобных пред-хипповских тусовках. Но как-то само собою получилось, что все, оказывается, живут в Хейт-Эшбери, и это само по себе делало их особой общностью. Не хватало только названия – и тут на помощь пришла сан-францисская Chronicle. Этот пипл называется «хиппи», - написала Chronicle, - и – раз! – вот вам и готовое имя, а с ним и само явление.
Airplane и Grateful Dead начали рекламировать свои малопосещаемые сейшены с помощью психоделических афишек. Вначале их просто раздавали, потом стали продавать по доллару штука – пока эти постеры не стали настолько популярны, что некоторые из оригиналов в самых модных арт-галереях Сан-Франциско шли уже по $2,000 и более. К тому времени и Jefferson Airplane, и Grateful Dead уже имели принесшие им золотые и платиновые диски контракты, а одна из лучших вещей «Самолетиков», "White Rabbit", стала одним самых продаваемых в Америке синглов. Одновременно и Хейт-Эшбери превратился в столь шумное место паломничества прихиппованной публики, драгдилеров и желающих поглазеть на них ротозеев, что жить там стало совершенно невмоготу. Хейт-Эшбери заполонили такие толпы, что из-за постоянных уличных пробок городским властям пришлось перенести в обход района автобусные маршруты.
В "Hashbury" как магнитом тянуло целое поколение «dropouts»- бросившей учебу молодежи, всех, кто отказался от уготованного им места у Великого Конвейера, от высасывающей душу головокружительной погони за статусом и положением в жиреющей – но при этом обрекающей участников гонки на все более жесткую конкуренцию – американской экономике конца 60-х. Чем выше росли ставки, тем жестче становилась конкуренция. Завалившему математику старшекласснику не просто урезали карманные расходы, тут последствия были куда серьёзнее: юноша мог не поступить в колледж, а в итоге – распрощаться с перспективой устроиться на «приличную работу». Экономика требовала специалистов все более и более высокой квалификации – в результате отсеивалось все больше и больше «непригодного для промышленности материала».
Основное отличие хиппи от прочих изгоев-«dropouts» в том, что большинство хиппи относились к белому среднему классу и нищенскую жизнь избирали добровольно. Многие какое-то время посещали колледж, но бросили его ради «естественной жизни» - беспечного, ничем не стесняемого существования на задворках буржуазной экономической системы. Для них родители были ходячим примером ошибочности американской заповеди: «тяжко трудиться сейчас, чтобы расслабиться и радоваться жизни потом». Хиппи вывернули эту этику наизнанку: «Наслаждайся жизнью прямо сейчас, а о будущем позаботишься завтра». Большинство считало самой собой разумеющимся, что как-нибудь прожить чем Бог пошлет можно всегда, но когда в 1967 в общины хиппи в Сан-Франциско и Нью-Йорке хлынуло нашествие паломников без копейки в кармане, стало очевидным, что еды и жилья на всех просто не хватит.
Частичным решением проблемы стало появление «диггеров», которых иногда называют «трудящимися-в-миру-священниками» движения хиппи. «Диггеры» были молоды и активно деятельны; они создали бесплатные общежития, бесплатные столовые, центры раздачи бесплатной одежды. Они прочесывали окрестности, собирая пожертвования – от денежных до черствого хлеба и старого туристического снаряжения. В лавочках «Хэшбери» были вывешены объявления «диггеров», призывающие жертвовать молотки, пилы, лопаты, обувь и вообще все, что поможет бродягам-хиппи хотя бы частично перейти на самообеспечение. «Диггеры» из «Хэшбери» на какое-то время смогли обеспечить проходившее каждый день пополудни в парке Золотые ворота распределение бесплатного питания, пусть и очень скудного, но скоро спрос катастрофически превысил предложение. Все больше и больше голодных хиппи собирались к раздаче, и «диггерам» приходилось все дальше забираться в поисках еды.
Принцип распределения поровну соответствует племенному укладу жизни американских индейцев, а это – одна из основ движения хиппи. Племенной строй идеализировался как путь к выживанию. Поэт Гэри Снайдер, один из гуру, или же духовных вождей хиппи видит решение всех проблем с жильем и пропитанием в движении «назад к земле». Он призывал хиппи бежать прочь из городов, объединиться в племена, приобрести землю и жить коммунами вдали от цивилизации. К началу 1967 года в Калифорнии, Неваде, Колорадо и северной части штата Нью-Йорк уже насчитывалось до полудюжины сельскохозяйственных поселений хиппи. Они представляли собою несколько убогих хижин с запущенным садом, чахлым огородом и сомнительными видами на урожай.
Но подавляющее большинство хиппи по-прежнему жили в городах, перебиваясь чем Бог пошлет. На Хейт-стрит можно было прожить, не имея иных занятий, кроме аска, легко приносившего несколько долларов в день. Нескончаемый поток надоедливых зевак и любопытствующих оказался как нельзя кстати для сборища психоделических попрошаек: знай подставляй руки за монетками. Постоянные посетители для удобства заранее запасались горсткой мелочи. Аскеры были босы, юны и воспринимали подаяние как должное, без благодарности. В конце концов, все, что они нааскали, было принято делить между собой – так почему бы и посетителям не поделиться с ними?
В отличие от битников, хиппи не увлекаются крепкими напитками. Для психоделической культуры выпивка вообще дело излишнее и малоинтересное. Точно так же и денег на еду всегда жаль и тратятся они только в крайнем случае. «Семейство» хиппи может часами колдовать над приготовлением экзотического блюда ведической кухни, но заплатить три доллара, чтобы перекусить в забегаловке, - такое даже в голову не придет.
Некоторые из хиппи подрабатывают, другие живут на деньги, присылаемые из дома, но большинство перебивается случайными заработками, эпизодической перепродажей наркотиков или одалживают у старых друзей. В Сан-Франциско хиппи кормятся в основном при почтамте. Работенка типа сортировки писем не требует особого умственного или физического напряжения. Один из «кланов» (или же, как еще говорят, «семейств» или «трайбов») хиппи – «Психоделические Странники» - жил за счет одного-единственного хиппа средних лет по прозвищу Адмирал Любовь, у которого была постоянная работа по ночной доставке заказных писем. На Хейт-стрит располагалось созданное самими же хиппи бюро по трудоустройству; все, кому нужна была временная или какая-нибудь особенная, подходящая для хиппи работа, могли прийти и подобрать себе занятие по вкусу и способностям из востребованных на данный момент.
Примечательно, что хиппи подвергались со стороны некогда близких им по духу Новых левых критике куда более суровой и последовательной, чем те <жалкие> нападки, что исходили от их прирожденных антагонистов с правыми политическими взглядами.
Уильям Бакли, например, писал в своем National Review: «Хиппи пытаются забыть о первородном грехе, вот ужо им за это на том свете-то будет!» Редактор National Review напрочь забыл, что ортодоксальные хиппи первым делом выбросили из головы само понятие первородного греха, а уж идея потустороннего возмездия для них всего лишь дурацкая и давно устаревшая шутка. Само представление о грозном Боге, восседающем на Страшном Суде и обрекающем грешников на муки, чужда хиппистской этике. Их Бог – это абстрактное великодушное божество, меньше всего замороченное прегрешениями или их прощением, но проявляющее себя в естественнейших инстинктах «возлюбленных чад его».
Что же до Новых левых, то критика с их стороны никак не была связана с богословскими вопросами. По сути дела, до 1964 года хиппи были частью Новых левых, - настолько, что и разницы между ними никто не знал. Новые левые, так же, как «хиппи» и «битники», - все это лишь ярлыки, навешанные журналистами и публицистами, которым понадобилось дать простые определения описываемым ими явлениям. Термин всплыл во время студенческих волнений в студгородке Калифорнийского Университета в Беркли. То, что началось как «Движение за свободу слова» в Беркли, вскоре распространилось на другие кампусы Востока и Среднего Запада и освещалось журналистами благожелательно - как взрыв политической активности студентов, выступление здоровых сил против статус-кво.
«Движение за свободу слова» получило широкую огласку, и Беркли становится цитаделью Нового левого движения. Его лидеры были радикалами, но они были плоть от плоти того самого общества, которое они хотели изменить. Корпоративный совет самоуправления престижного Калифорнийского университета заявил, что студенческие активисты являются авангардом «нравственной революции, происходящей в молодежной среде», и многие из профессуры поддержали эту резолюцию.
Даже те, кого беспокоил радикализм юных бунтарей, одобряли их цели: гражданские права, экономическая справедливость, новая политическая мораль. Новые левые выражали глубочайшее гражданское негодование и оптимизм. Пришло время, - говорили они, - сбросить иго политического и экономического Истеблишмента, явившего полную неспособность управлять в новых условиях.
1965 принес Новым левым известность. Но в это же самое время появились упоминания и о каких-то «травяных» левых. Эти были обычно помоложе, чем серьезные и важные политические вожаки, и пресса тут же принялась разоблачать их как тусовку легкомысленных и сексуально озабоченных «торчков» ("druggies"), которые прибились к Движению так, от нечего делать. Но вот пришла весна 1966 – и политические митинги в Беркли начинают напоминать сумасшедшее и дурашливое музыкальное представление. Доктор Тимоти Лири, бывший гарвардский профессор, чьи эксперименты с ЛСД к 1966 году уже успели превратить его в верховного жреца кислоты, мученика и основного пропагандиста наркотиков, постепенно затмил Марио Савио в качестве главного героя андеграунда. Еще вчера кипевшие гражданским гневом студенческие активисты нынче залегли по флэтам и кайфовали, блаженно улыбаясь сквозь клубы марихуанного дыма, или же вырядились как клоуны и индейцы и, «закинувшись» ЛСД, ходили вечно «обдолбанными» ("zonked").
Хиппи больше интересовало, как свалить из цивильного общества, а не как изменить его к лучшему. В конце 1966 разочаровал их вконец: с перевесом почти в миллион голосов Рональд Рейган прошел в губернаторы Калифорнии. GOP получила 50 дополнительных мест в Конгрессе, недвусмысленно продемонстрировав администрации Джонсона, что хотя Новые левые и занимали первые полосы газет, большинство электората было куда консервативнее, чем представлялось аналитикам Белого дома. Хиппи, многие из которых хотя бы частично считали себя политическими активистами, был преподнесен урок. Выборы <в Конгресс> 1966 года, - лишили Новых левых иллюзий насчет их влияния на политическую жизнь страны. Союз радикалов и хиппи рассчитывал, что избиратели отвергнут «правые силы поджигателей войны», но вместо этого на выборах «прокатили» «либеральных» демократов. Хиппи восприняли результаты выборов как горькое подтверждение того, что бороться с Истеблишментом по его собственным правилам – бессмысленно и тщетно. Надо было создавать совершенно новую реальность, говорили они, и единственным путем к ней было самое широкое движение, объединявшее в прямом и переносном смысле всех, – от Беркли до Хейт-Эшбери, от прагматиков до мистиков, от политики до наркотиков, от участников акций протеста до аполитичных проповедников любви, естественности и ничем не ограниченной свободы.
Растущая популярность хиппи приводила молодых политических активистов в отчаяние. На их глазах целое поколение бунтарей сползало в трясину наркотической дремы, готовое «схавать» что угодно, лишь бы было приправлено «сомой» (как Олдос Хаксли назвал служащий для забвения реальности напиток будущего в своем научно-фантастическом <антиутопическом> романе «Прекрасный новый мир», 1932). Новые левые идеологи и публицисты вначале было одобрили хиппи за их искренность и оригинальность. Но вскоре стало ясно, что хиппи по большей части плевать на разногласия между правыми и левыми политиками, не говоря уже о расхождениях взглядах Новых левых со «старыми левыми»."Flower Power" (так – властью цветов – они назвали силы любви) объявила себя вне политики. В ответ Новые левые поспешили обвинить хиппи в «интеллектуальной дряблости», «вялости» и «зыбкости взглядов», да еще сверх того – в самом что ни есть полном «нигилизме», а их проповедь Любви заклеймили как «слишком общую, беспредметную и расплывчатую до полной бессмысленности».
А что тут возразишь… Хиппи по большей части настолько плотно подсели на наркотики, что на отвлеченные темы уже не реагируют. Их лозунг – "Now", то есть «сейчас и немедленно». В отличие от политических активистов всех мастей, у хиппи просто нет связного видения будущего, которое, вообще-то, может, существует, а может – и нет. Хиппи страдают безвольным расслабляющим фатализмом – это и правда печальный недуг. И Новые левые критики не упускают случая с присущей им отвагой попинать за это хиппи ногами. Но вот ведь какое дело: вполне может статься, что хиппи правы, и наше будущее – самое что ни на есть паскудное. Так почему же тогда не жить сегодняшним днем? Почему бы не послать куда подальше все американское общество со всеми его наворотами и заморочками и не заключить свой личный сепаратный мир? Хиппи считают, что этот вопрос они задают от лица всего поколения, да что там, – а разве старшему поколению такое не приходило в голову?
(с) Хантер С.Томпсон '1968 год
Очень долго улыбалась над предложением "Все признавали, что хиппи чем-то таким привлекают многих и многих, но никто не мог сказать, что же именно они собой олицетворяют и чего хотят. Кажется, и сами хиппи этого главного не знали, хотя о том – о сем, да в частности иные из них умели излагать красиво"
@музыка: тишина
@темы: хиппи, культура, the hippies, то, что зацепило